Я поднимаю глаза и взираю на лик,
что наклонился с каким-то сомненьем во взгляде.
Смуглая кожа, кудряшки, прищур шоколаден.
И бакенбарды… И я столбенею на миг.
Что? Невозможно! Взмываю и руку трясу.
— Я же вас знаю! Читал по сто раз ваши строки!
Школьникам даты рождения втирал на уроке!
Я уже понял, что умер! Но перенесу!
Вы ж мой любимый поэт! — я поддался слезам.
...Но все восторги о стену молчанья расшиблись.
Он отодвинулся. – Вы, извините, ошиблись.
Это чистилище. И я спустился не к вам.
Вам мои рифмы, простите, но не помогли.
Видите, руки в крови? Это знак, что напрасно.
Вы ведь погибли с оружием где-то в Попасной?
Ждите. Вас скоро уже отведут на угли.
Я озираюсь вокруг на белесый туман.
Вижу бойца в ненавистной украинской форме.
Думаю: видимо, в ад нас на пару оформят?
Раз все по плану, то нужно принять этот план.
Но понимание мозг начинает скрести:
лирик к бойцу наклоняется с толикой грусти.
— Я к вам спустился, чтобы извиниться за бюсты.
Ну и, потом, чтобы лично наверх отвести…
Может быть все-таки гений не так уж и мудр?
Что-то не так то ль со мной, то ли с этим поэтом.
Пара уходит. Становится страшно без света.
Холод и липкая тьма пробираются внутрь…